Скорей бы настало завтра [Сборник 1962] - Евгений Захарович Воробьев

Комбат Дородных долго смотрел в стереотрубу. Конечно, ничего обнадеживающего, а тем более радостного в этих соснах не было, однако с лица его исчезло выражение недовольства, разгладились морщины. Под конец он смотрел на эти сосны с явной приязнью, почти с удовольствием: обозначился тот берег, и Неман не казался больше безбрежно широким.

Прошла еще одна, другая, третья минута вечность. Верхушки сосен окрасились в розовый цвет. Рассвет ходко шел в головном дозоре утра.

И когда за спиной показалось новорожденное солнце, Дородных вполголоса отдал приказ готовиться к броску на тот берег.

Теперь важно было хотя бы до поры до времени не нарушить речной тишины. Пусть противник как можно позже обнаружит место переправы! К ней готовились всю ночь напролет под прикрытием прибрежного леса.

Флотилия Дородных насчитывала несколько «кораблей». На берег вытащили прохудившуюся, нескладную плоскодонку. Разведчики уже давно возили ее с собой. Большая и неожиданная судьба у этой посудины — «флагманского корабля» всей флотилии! Нашли ее разведчики еще на Десне. Разве хозяин утлой плоскодонки мог вообразить, что она когда-нибудь будет утюжить своими конопатыми боками Днепр, Сож, Березину, а вот теперь — сильный и своенравный Неман?

Вслед за плоскодонкой из прибрежных кустов выволокли надувную резиновую лодку и плотик — три телеграфных столба, связанных обмотками, ружейными ремнями и обрывками кабеля.

Хорошо хоть по соседству с рекой оказался лесной хуторок. Оттуда притащили две половинки ворот, сорванные с петель и сбитые воедино, притащили добротную калитку. Там же, в хуторке, нашли солому и сено.

Посредине Немана виднелся вытянутый в длину песчаный остров, густо поросший лозняком. Остров облегчал решение задачи — позволял преодолеть реку в два приема. Кроме того, растительность помешает противнику вести прицельный огонь, если батальон будет обнаружен…

Снова снаряд разорвался в кустарнике, близ берега, и этот разрыв послужил сигналом. Дородных страдальчески прищурился, еще раз всмотрелся в солнце, встающее из-за червонного горизонта, и, уже не приглушая голоса, отдал приказ форсировать реку.

Бойцы начали торопливо раздеваться. Белобрысый паренек в каске, сползающей на уши и глаза, никак не мог стянуть с себя намокшие сапоги. Он достал кинжал, надрезал вверху голенища. Не поплывешь же в тяжеленных сапожищах!

— Эй, Незабудка! Отвернись, пока не ослепла! — раздался ернический голос из прибрежных кустов. — Наш взвод — в чем мать родила. Ребята стесняются…

— Что же теперь? Отдельно мужской, отдельно женский пляж откроем? Пусть быстрее сигают в воду. Ваш взвод и в бою застенчивый!..

Взводный уже не рад был, что связался с Незабудкой: она за словом в карман не лезет.

Санинструктора не случайно прозвали в батальоне Незабудкой. Во-первых, глаза ее полны голубого света. Ну, а во-вторых, она очень памятлива — не было случая, чтобы Незабудка забыла оказать первую помощь тому, кто в ней нуждался.

Капитан Дородных кинул свои сапоги и каску в плоскодонку, но сам в нее не сел. Он стоял на берегу не пригибаясь, даже не сутулясь и только отчаянно вертел шеей. Все видели его долговязую фигуру. Он подбадривал бойцов и все размахивал автоматом над чубатой головой.

Иные сняли с себя гимнастерки, шаровары, застегнули их на все пуговицы, набили сеном или соломой и положили на воду. На эти поплавки грузили каски, диски автоматов, гранаты, коробки с патронами. Кто-то запасся автомобиль ной камерой. Рыжий детина, похожий на совершеннолетнего младенца, притащил оконную раму. Другой боец держался, как за спасательный круг, за большое колесо от кареты. Третий приволок корыто для своей амуниции. Четвертый связал наподобие поплавков два снарядных ящика. А белобрысый паренек, уже разутый, в каске, лежащей на оттопыренных ушах, выкатил из кустов бочку, столкнул ее в воду, поставил стоймя, долго чем-то нагружал, наконец шутливо перекрестился и вошел в воду.

В последний момент Незабудка решила не снимать с себя каску и не бросать сапожки. Она продела в сапожные ушки обрывок бинта, связала их и повесила через плечо.

Еще снаряд ударил в реку. Столб воды плеснул Незабудке в глаза жемчужным блеском. Снаряд раздробил розовое зеркало реки на тысячу осколков, словно откуда-то с Балтики докатилась до Немана штормовая волна. После того как опал водопад и стих внезапный шторм, остро запахло порохом и гарью.

Маловероятно, что снаряды шальные: противник продолжает методично бить по площади. Чем быстрее батальон расстанется с восточным берегом, тем меньше будут потери.

Донеслась команда:

— За мной, хлопцы!

Дородных все потрясал автоматом над головой, оглядывался вокруг, тревожно всматривался в лица своих солдат, словно вел сейчас поверку, пересчитывал про себя, сколько с ним осталось боевых товарищей.

Конечно, Дородных можно величать и командиром батальона. Но разве там, в полку и выше, в дивизии, в армии, не знают о потерях, какие батальон понес в боях за Вильнюс и на лесных дорогах, ведущих к Неману?

Сто тридцать три активных штыка — вот и все войско Дородных. Пусть люди с воображением называют его комбатом, пусть его даже назовут Верховным Главнокомандующим особой Неманской группы — его войско не станет от того более грозным для противника. На самом деле он командует в этот рассветный час ротой неполного состава; правда, огневая мощь у этой роты усиленная…

Незабудка уже вошла в воду, когда неподалеку кто-то застонал. Оглянулась и увидела пожилого, усатого бойца. Он полз по берегу с телефонной катушкой на спине, волоча ногу в штанине, побуревшей от крови.

Не хотелось, так не хотелось выходить снова из воды! Раненым на этом берегу окажут помощь другие санитары, а ей приказано не задерживаться, не отставать от своих. Однако поблизости не было никого, кто мог бы перевязать раненого, исходившего кровью, и Незабудка пошла к нему, неловко ступая по песку, леденящему ступни.

Обогнав ее, к связисту подбежал и оттащил его в кусты какой-то младший сержант, смуглолицый и черноволосый. Он уже достал индивидуальный пакет и собрался сделать перевязку. Незабудка молча вырвала из его рук бинт и принялась за работу. Ее всегда раздражали самодеятельные санитары, чья сердобольность позволяла